Куда кладут с пневмонией в саратове

Родственникам умершей Наталии Бурбукиной свидетельство о смерти выдали после похорон, которые прошли по «короткой программе» — от морга до кладбища. А в больнице были утеряны кошелек, телефон и паспорт погибшего пациента.

Ковидный дом

На пороге квартиры меня встречает белая кошка. За белой кошкой стоит женщина в черном. Татьяна Яркина в конце мая потеряла свою маму, Наталию. Она умерла в ковид-госпитале после почти двадцати дней на ИВЛ.

В доме тихо и светло. В дальней комнате фотография Наталии Бурбукиной, перевязанная черной лентой. Рядом на столе горит свеча, стоит стакан, прикрытый хлебом. С фотографии на меня с оптимизмом смотрит еще не старая, жизнерадостная женщина в очках. 

По словам дочери Татьяны, её мама была как вечный двигатель и пламенный мотор – хоть и пенсионерка, она работала и зарабатывала «неплохие деньги» — числилась одним из лучших администраторов театра «Самокат». В свои 63 спасала всех, кто нуждался в помощи: оказывала благотворительную помощь фондам, работающим с детьми, спасала котов, а однажды пыталась снять с дерева енота, невесть как оказавшегося на уровне пятого этажа. 

В шестой горбольнице, куда попала с высоким давлением, взяла на себя заботу о соседке по палате, до которой никому не было дела. Эта её соседка была с температурой и кашлем. Видимо, это и стало причиной того, что «подозрение на инсульт» переросло в подозрение на «коронавирус». 

Наталии Викторовны больше нет. Всё, что осталось  — это «фонящие» личные вещи, выдачи которых из больницы дочь Татьяна добилась с огромным трудом, да заключение о смерти, в котором обозначена причина: застойная сердечная недостаточность, хотя лечили её от воспаления легких и дважды подтвержденного COVID-19.

А еще осталось полное непонимание: ответит ли кто-нибудь за то, что её маму буквально выкинули из больницы, недолеченную, с признаками ОРВИ и высокой температурой, подвергнув риску не только её, но и всех, с кем она контактировала после выписки.  

С подозрением на инсульт 

Татьяна раскладывает документы на кухонном столе и рассказывает:

— Маме стало плохо 12 апреля. Она у меня гипертоник, как и многие в её возрасте. В тот день – может быть, вы помните, какая тогда была погода? – давление подскочило высоко, как никогда прежде. И не сбивалось ничем. Мы вызвали ей скорую помощь – врачи, надо отдать им должное, провели с моей мамой часа два-два с половиной, прежде чем стабилизировали состояние. А потом, конечно, увезли по жуткому снегопаду в больницу – с подозрением на инсульт. 

12 апреля Наталию Викторовну оформили в неврологическое отделение шестой городской больницы. Именно там, как считает дочь, она и заразилась. 

— Приемное отделение в шестой больнице — это… там такая грязь! – вспоминает Татьяна. – Мне это было дико: с одной стороны, родственников не пускают, заходить можно туда только по одному. С другой стороны, когда я попросила для мамы судно, мне просто кивнули – мол, сама возьми. А после велели положить его обратно. Безо всякой дезинфекции. 

В палате неврологического отделения с Наталией Викторовной оказались еще три женщины. Как говорит Татьяна, одна из соседок была в очень плохом состоянии: 

— Мама говорила, что у этой женщины был сахарный диабет. Она постоянно теряла сознание. И очень сильно кашляла, — пересказывает дочь переписку с матерью. – К ней совсем никто не приходил, врачам до нее тоже особого дела не было. Поэтому мама и её соседки по палате приняли решение заботиться о ней. 

17 апреля, в пятницу, у Наталии Викторовны поднялась температура. Сначала небольшая – 37,2. А к вечеру она была уже 38,5. Причем заболела не только она – затемпературили и остальные ее соседки по палате. 

По словам внучки Наталии Викторовны, Даши, в больнице не было даже жаропонижающих – по просьбе бабушки Даша покупала необходимые препараты и отвозила их в больницу. В понедельник, ровно через неделю после госпитализации, Наталию Викторовну выписали из неврологии и отправили домой. Так же, как и всех её сопалатниц. 

Выписка с температурой 

Дочери Наталия Бурбукина позвонила 20-го апреля, в понедельник. С самого утра. Пожаловалась, что температура у неё всё еще держится. Но, несмотря на это, её готовят на выписку.  

Татьяна Яркина

— В три часа дня мы приехали за мамой, — вспоминает Татьяна. – Она спустилась с больничного крыльца, шатаясь от слабости. На слабость жаловалась всю дорогу до дома,  просила приоткрыть окна в машине, несмотря на то, что было еще прохладно: ей не хватало воздуха. 

Татьяна привезла маму домой, с бабушкой осталась внучка. По словам девушки, сначала Наталии Викторовне стало чуть легче. Она даже хотела пойти в душ. Но силы закончились прямо на пороге ванной комнаты. Тогда женщина просто умылась и легла на диван. 

— Бабушка впадала в забытье каждые двадцать минут – то ей становилось полегче, то она снова как будто проваливалась в сон, — рассказывает внучка Даша. – После семи я позвонила маме – температура у бабушки поднялась выше 39, её все время тошнило. 

Снова вызвали «скорую помощь». Пакеты, с которыми пациентка вернулась из шестой больницы, так и стояли в коридоре не распакованными. Татьяна схватила их, приложила к документам свежую выписку и запрыгнула за мамой в карету «скорой помощи».

— Я не понимаю, как из шестой больницы её в таком состоянии выписали? – говорит Татьяна. – Вряд ли предынсультное состояние купируется за семь дней.  Если они подозревали инфекционное заболевание, почему не перевели её в инфекционную больницу? Почему больного человека буквально выпнули на улицу? Кстати, её соседок выписали в тот же день – у всех были те же симптомы: слабость и температура. Мама переписывалась с одной из них. Той тоже было очень плохо. Она буквально ползала по дому. К ней приезжали из Роспотребнадзора брать анализ на COVID-19. Она об этом написала маме. Только мама этого уже не увидела.

Станислав Шувалов, отвечая на вопрос корреспондента, заметил, что, закрывая отделения больниц на карантин по COVID-19, контактировавших с заболевшими обследовали.  А пациентов, которые имели признаки ОРВИ, должны были перевести в ковидные госпитали. 

Должны были. Но в этом случае не перевели.

Даша Яркина

COVID-положительная

Наталию Викторовну привезли в городскую больницу №2 города Энгельса. На первом рентгеновском снимке, который сделали еще в приемном отделении, изменений в легких не обнаружили. Но в больнице пациентку все же оставили. 

—  Мама говорила, что там её хорошо лечат, присылала фотографии, была довольно бодрой, — вспоминает дочь. 

23 апреля Наталии Викторовне снова сделали рентген, который показал двустороннее воспаление лёгких. 25-го у пациентки взяли анализ на COVID-19. 28-го апреля заведующая отделением в энгельсской больнице по телефону сообщила Татьяне, что у её мамы подтверждена новая коронавирусная инфекция. Поэтому её переводят в ковид-госпиталь во второй городской больнице Саратова. 

— 29 апреля я разговаривала с мамой в последний раз, прямо перед тем, как её увезли в ковид-госпиталь, — говорит Татьяна. – Она сказала, что её переводят сразу в реанимацию, а там телефонами пользоваться запрещено. С тех пор о мамином состоянии я узнавала только по телефону реанимации, который мы с большим трудом нашли через горячую линию Роспотребнадзора. Из больницы с нами никто не связывался. 

Карантин для контактных 

С 28 апреля по 4 мая семья Яркиных пыталась выяснить не только мамину, но и свою судьбу. Будут ли их проверять на COVID-19 как контактных? Кто это будет делать и когда? 

— С того момента, как нам подтвердили положительный анализ у мамы, муж начал звонить: на горячую линию Роспотребнадзора, на горячую линию минздрава, в 20-ю поликлинику, — вспоминает Татьяна. – Никто ничего не знал – ни что нам делать, ни когда к нам придут. В поликлинику мы звонили раз пять за день и каждый раз нам говорили одно и то же, как будто слышали нас в первый раз. Только четвертого мая к нам, наконец, приехали сотрудники Роспотребнадзора – взяли у нас анализ и высадили нас на карантин.

Результаты наших тестов позже пришли отрицательные. Но на карантине мы отсидели, как положено, две недели. 

ИВЛ и смерть 

Второго мая Наталию Викторовну погрузили в медицинский сон и подключили к аппарату ИВЛ. Об этом семья узнала после звонка в координационный центр. В больницу Татьяна звонила каждый день – изменений в состоянии мамы не было. Каждый раз ей отвечали, что мама «стабильно тяжелая». Сказали, что повторный тест на коронавирус снова дал положительный результат.  Незначительные улучшения появились 13-го мая – пациентку перевели с искусственной вентиляции легких на кислородную маску. 

— 19 мая мне сказали, что у мамы начались проблемы с сердцем и что её снова – уже в третий раз – перевели на ИВЛ, — рассказывает дочь. – 21 мая, когда я в очередной раз справлялась о мамином состоянии, меня попросили оставить свой номер телефона. Видимо, все было уже совсем плохо. А 22-го мая в час дня мне позвонил мой брат из Новороссийска и сказал, что мама умерла. Понимаете, среди саратовских врачей, знакомых с персоналом ковид-госпиталя, оказался знакомый моего брата. И он сам позвонил ему. А брат позвонил мне. Мама умерла в 11.50, а в час дня я узнала это от брата, который живет в другом регионе. Неужели в больнице ждали моего вечернего звонка? Но тогда зачем просили оставить мой номер телефона? 

Этика и деонтология 

Первым делом Татьяне пришлось написать заявление в полицию. В ковид-госпитале потеряли все личные вещи её мамы. Остались только верхняя одежда, зимняя обувь и спортивный костюм, в котором она была в больнице. Всё остальное: телефон, кошелек с деньгами, паспорт – было утеряно. 

— Не знаю, какую она там должность занимает, эта Гендлер Надежда Геннадиевна, но она с нами разговаривала и упирала на то, что маму без паспорта привезли, — возмущается Татьяна. – Я её спрашиваю – а как же вы больных без паспорта принимаете? Мама у меня не бомж, вот я тут – её дочь – стою. Меня даже интересует не то, что золотые сережки у нее пропали, и не то, что выписки из двух предыдущих больниц нам придется дублировать. Но вы хотя бы паспорт верните! Нам же документы на смерть оформлять. И тут она мне отвечает «ищите!» И тут меня порвало. Может быть, это было неадекватное поведение. Но вы знаете, я была в таком состоянии… Моя мама была нормальным, здоровым человеком, никто не думал, что всё будет вот так, мы не ждали смерти и не собирались её хоронить. Я её привезла в больницу, чтобы её вылечили. А мне возвращают мёртвую маму, да ещё и со словами «ищите документы сами!». По-моему, ребята, это перебор. 

После заявления в полицию, ругани с министерством здравоохранения, звонков по всем горячим линиям, в больнице вещи, наконец, нашли. 

Не COVID-19 

Заключение о смерти семья получила уже после похорон.

Похороны, по словам Татьяны, были «не ковидные», но «по короткой программе» — тело домой забирать не разрешили, а сразу из морга повезли на кладбище. 

— Разрешили провести обряд отпевания, — рассказывает Татьяна. – Но родственников к телу близко не подпускали. Бригада похоронщиков была без защитных костюмов, но маски были на всех. Сказали, что паталогоанатом коронавирус не подтвердил. 

В заключении о смерти сказано, что причиной смерти Наталии Бурбукиной стала застойная сердечная недостаточность и атеросклеротическая болезнь сердца. 

У Татьяны и ее брата возникли вопросы: куда делась пневмония, которая была на снимках и из-за которой их маму подключали к аппарату ИВЛ? Куда делся коронавирус, результат двух анализов на который был положительным? Если смерть наступила от остановки сердца, то где тогда «сопутствующие заболевания»?  Зачем другие члены семьи сдавали тесты на COVID-19 как контактные, если у мамы никакого коронавируса не было?

— Может быть, я не в том сейчас состоянии и не в том положении, чтобы что-то выяснять, но я хочу добиться ответов и пойду до конца, — говорит Татьяна. – Почему её выписали из шестой больницы с признаками ОРВИ, почему не сделали тест там? Вы же понимаете, вы так не только без населения, вы еще и без врачей останетесь с таким отношением. Почему участковый врач проигнорировал наш вызов к маме на высокую температуру? Почему сотрудники ковид-госпиталя в хамской манере общаются с теми, кто только что потерял родных? 

Вместо послесловия

Принимая решение о снятии ряда ограничений, вице-губернатор региона Александр Стрелюхин говорит, что «мы находимся на плато, просто оно не очень плоское».  Местный минздрав бьется с федеральной статистикой за подход к расчету смертности от ковида, восьмого июня торгуясь с журналистами за 37-ю смерть. Статистика по COVID-19 должна быть красивой, ведь поправки в Конституцию сами себя не примут, а парад Победы 24 июня сам себя не проведет.

Показать на карте

Лечение пневмонии — отзывы пациентов