Лицо в ожогах шрамах фото

«Последние несколько месяцев были для меня очень тяжелыми, так как состояние моей кожи сильно ухудшилось. У меня редкое заболевание — буллёзный эпидермолиз — и мне диагностировали его в полтора года. Но раньше оно себя не так резко проявляло, и я могла вести более или менее нормальную жизнь. Сейчас моя уверенность в себе и самооценка практически равны нулю. С утра до вечера я или занимаюсь лечением кожи, или страдаю от боли. Но все равно пытаюсь сказать себе, что это по-прежнему я, и что я все еще красива, несмотря на болезнь, и я буду продолжать бороться».

«Мои шрамы — от ожогов, полученных в результате домашнего насилия. Это случилось, когда мне было 29 лет, и это был очень трудный период. Сегодня я успокаиваю себя тем, что мои шрамы — это часть меня, они то, что делает меня мною. Я называю их самыми ценными и дорогими своими украшениями. Я выжила. И если мой портрет со шрамамы поможет кому-нибудь в похожей ситуации, я буду рада!»

«Мне 45 лет, у меня двое детей. В 2012 году я заболела, и сначала меня пытались лечить от простуды, но диагноз был поставлен неверно. Когда я отключилась, дочь вызвала скорую, и меня увезли в больницу. Оказалось, у меня менингит двух видов. Меня ввели на месяц в искусственную кому. Еще два месяца я провела в интенсивной терапии, а потом у меня случился сердечный приступ. Выяснилось, что нужно делать операцию на сердце, менять клапан. Потом, еще через месяц, мне сделали трахеостомию, которая позволила мне говорить и общаться. И еще несколько месяцев я училась всему заново — говорить, считать, ходить, есть, пить, одеваться».

«В 1997 году в возрасте 7 лет я пережила взрыв газа. Потом мне делали 27 восстановительных операций. Я всегда спокойно относилась к своим шрамам, для меня они красивы и наполнены смыслом. Они особенные».

«Когда мне было 14 лет, я ухаживала за беспризорной лошадью по кличке Муха, и очень к ней привязалась. Однажды утром я, как обычно, кормила лошадей на поле. Муха хотела лягнуть лошадь, стоявшую сзади, но попала копытом прямо мне в лицо, чуть ниже левой скулы. Поначалу я была в шоке от произошедшего — я была юна, напугана, одна в поле, все лицо в крови… Но рану мне зашили, шрам зажил и стал просто частью меня. Рана была глубокой, и этот шрам будет всегда очень заметным, но я не хочу пытаться его как-то сгладить или убрать, и никогда не захочу. Я не думаю, что красота обязательно должна быть симметричной».

«Мои шрамы — результат пожара. Сегодня я немного зла на мир. Я зла из-за того, что прошло уже 2 года и 2 дня, а я по-прежнему не чувствую себя целой. Меня порезали, а потом зашили и скрепили скобками, но я до сих пор не ощущаю себя целой. Я злюсь на свои воспоминания о том, что произошло. Уже 2 года и 2 дня, и мне все еще плохо. Но когда-нибудь я буду снова в порядке».

«Когда я была маленькой (мне было 11 месяцев), то опрокинула на себя чашку кипятка, и он сжег мне левое плечо, часть груди живота. Мой шрам от ожога со мной столько, сколько я себя помню. Иногда я чувствую себя уверенно по этому поводу и говорю «Это всего лишь шрам». Иногда бывают неприятные моменты — особенно, когда знакомишься с новыми людьми и чувствуешь на себя взгляды, полные отвращения. И я думаю в такой момент «Боже мой, на что они так уставились, что со мной не так?», а потом вспоминаю про свою отметину, ха-ха».

«Когда мне было 13 лет, я начала резать свое тело, и с тех пор боролась с этим расстройством. Дело в том, что такое желание причинить себя вред обычно прогрессирует, и ты режешь себя все больше и больше, хотя начинал с мелочи. Это настоящая аддикция. И вот потом доходишь до такой стадии, когда хирурги уже говорят тебе, что даже пластическая операция не поможет полностью убрать твои шрамы от порезов. Остается лишь полюбить их, полюбить так сильно, чтобы негатив, с ними связанный, отошел на задний план и постепенно исчез. Мои шрамы рассказывают мою историю, и я не собираюсь позволить чьему-либо мнению повлиять на это».

«Я родилась без обеих лучевых костей. Когда мне был один год, мне сделали первую операцию, на правой руке. Год спустя врачи решили прооперировать левую руку. Первая операция прошла удачно, а после второй начались осложнения. Когда мне было 15 лет, я заметила, что что-то не так с левой кистью, и мне снова делали операцию на левой руке. Заболевание мое называется «гемимелия», и такой случай, как у меня, встречается с шансом 1 к 100 000. Смириться со своими шрамами мне всегда было непросто, я не могла полностью себя принять. Но сейчас мне уже легче. Это настоящая я, и я не должна все время пытаться их спрятать».

«Когда мне было 14 лет, я играла с пистолетом, и это привело к жизни в инвалидном кресле. Но, несмотря на то, что можете об этом подумать, я никогда не чувствовала себя жертвой. Мои физические и психологические шрамы сделали меня сильнее и энергичнее. Я хотела стать теннисисткой, и я стала. Я хотела быть моделью, и угадайте что произошло… Я модель. Я работаю в индустрии моды, представляя людей, у которых есть физические ограничения, но они, тем не менее, ничем не ограничены. Они любят, они сражаются, они выигрывают, они теряют. Они настоящие, и моя история помогает им понять свою ценность. Включая все шрамы».

«В 2014 году у меня диагностировали саркому Юинга, рак костей. Почти год химиотерапии, несколько операций по пересадке кости в руке (материал для пересадки взяли у меня из ноги и бедра)… За это время было уже 11 операций».

«В 2014 году у меня нашли ангиосаркому — рак груди, редкую и агрессивную форму. Три операции и две химиотерапии, — вот шрамы, которые я ношу. Я не сразу начала ими гордиться, но теперь горжусь. Они доказательство моего мужества и силы — силы, которой я в себе и не ожидала. Недавно мне сказали, что мой рак вернулся. Удивительно, но я чувствую себя спокойно».

«Моя рука пострадала при пожаре, когда мне было всего 5 месяцев. Понадобился год лечения и восстановления в больнице, и потом еще 25 лет, чтобы принять произошедшее. Я прошла через неловкие рукопожатия и взгляды, шепот детей за спиной, попытки всеми силами спрятать свой недостаток и всегда использовать другую руку. Но в результате всего этого я выросла борцом и ничего не боюсь».

«Я родилась с пятью отверстиями в сердце, и перенесла операцию в возрасте 2 недели. А затем еще операцию в два года, и третью операцию — в 26 лет (полгода назад). Потому что у меня открытое и большое сердце. Звучит иронично, не правда ли? Я горжусь своим шрамом-застежкой, с ним я выгляжу так абстрактно, что Пикассо наверняка захотел бы нарисовать мой портрет!»

«В прошлом году мне сделали операцию по исправлению сколиоза. Теперь я заново научилась любить свое тело и поняла, что оно очень функционально. Я могу бегать, танцевать, прыгать, и чувствую себя освобожденной и счастливой».