Ожог аксенов василий павлович биография
Роман Василия Аксенова «Ожог», донельзя напряженное действие которого разворачивается в Москве, Ленинграде, Крыму 60-70-х гг. и «столице Колымского края» Магадане 40-50-х гг.
«Ожог» вырвался из души Аксенова как крик, как выдох. Невероятный, немыслимо высокий градус свободы — настоящая обжигающая проза.
В своем романе Аксенов бесстрашно и остроумно говорит о своих современниках, пугающе — о сталинских лагерях, откровенно — о любви, честно — о высокопоставленных мерзавцах, романтично — о молодости и о себе и, как всегда, пронзительно — о судьбе России.
Роман «Ожог» в середине застойных 70-х оказался свободен от давления идеологии и от «внутреннего цензора», от штампов соцреализма, от любых запретов и догм. В одной книге писатель высказал все, чего нельзя и как нельзя: смешно — о советской действительности, страшно — о сталинских лагерях, откровенно — о сексе честно — о мерзавцах любого уровня, романтично — о молодости и о себе и как всегда, пронзительно — о судьбах русской интеллигенции. Этот роман был написан просто потому, что не мог быть не написан. Он вырвался из души как крик, как выдох. Невероятный, невозможный, немыслимо высокий для тех лет градус свободы — настоящая обжигающая проза.
Роман «Ожог» был написан в Москве в 1969-1975 гг. — в расплывчатое, неясное время между освобождением и компромиссом. Аксенов предстает здесь изощренно сложным творцом, почти маньеристом: композиция этого произведения — намеренно пародийная, раздробленная, слегка сумасшедшая. Саксофонные соло, как брызги лиризма, расплывается по ткани романа. Все плавает в какой-то пьяной неразберихе: щедрые хвалы воздаются московскому ритуалу, согласно которому первую бутылку надо распивать втроем. Перед нами «Москва глазами пьяницы»; она без ума от джаза, она заигрывает с иностранцами, за ней наблюдают люди из «органов». В описании этой «Москвы шестидесятых» есть привкус горьковатой поэзии, толика меланхолии. События внешнего мира, как вспышки магния, задают тон эпохе: вот два митинга против американского вторжения во Вьетнам -в Оксфорде и в Москве (московских манифестантов, собравшихся стихийно, разгоняет милиция). Смутный эротизм объединяет аксеновских нонконформистов, прорываясь в эротических соло, параллельных соло на саксофоне. Поэзия также будоражит героев: великолепная строка Мандельштама («Бессонница. Гомер. Тугие паруса…») переносит трех приятелей, на берегу моря в Ялте грезящих о Древней Элладе, в мир мечты. Они позабыли имя поэта, но энергия его ностальгии не испарилась.
Ночная Москва, Москва гуляк и гонений служит рамой повествования для этого огромного и полубезумного хэппенинга. Но издалека возвращаются воспоминания о морских воротах Колымского края — городе, отделенном от Москвы пятью тысячами километров и стоящем в глубине бухты Нагаева. Там пятнадцатилетний подросток встречается с матерью, бывшей заключенной, а ныне ссыльной. Этот подросток — Аксенов, его мать — Евгения Гинзбург, автор незабываемой книги «Крутой маршрут». Самые горькие и волнующие страницы «Ожога» посвящены этой встрече. О ней рассказала и мать Аксенова («<…> мальчуган приехал в Магадан с томиком Блока в потертом рюкзаке»). Вот что она пишет далее: «Свет этой первой нашей магаданской беседы лег на все дальнейшие отношения с сыном. Бывало всякое. Ему выпал сложный путь, на котором его искушала и популярность у читателей, и далеко не беспристрастная хула конъюнктурной критики, и вторжение в его жизнь людей, органически чуждых и мне, да и ему самому. И в трудные минуты я всегда вспоминала прозрачный незамутненный родник его души, раскрывшейся передо мной в ту первую его колымскую ночь».
Одно из самых сильных впечатлений от «Ожога» -рассказ об этой встрече двух душ, пережитой иначе и встроенной в усложненную структуру романа, где все двоится, троится, где образ автора умножен в пяти двойниках.
Убийственная ирония стирает следы волнения. В России, по словам рассказчика, нет «утонченной, пряной и целительной» литературы, которой обладает Запад; там она подается «как серебряное блюдо, где на ложе из коричневых водорослей лежат устрицы, присыпанные мелким колотым льдом».
Насмешка, с которой Аксенов говорит о старом, вечном примате этического в русской литературе, выдает его с головой: ему бы хотелось, чтобы русская литература обладала утонченностью французской и пряностью американской.
Источник
Биография
Василий Аксёнов называл себя возмутителем спокойствия в мире интеллектуальных стереотипов. Повести, романы и рассказы писателя еще в середине прошлого века приобрели статус культовых. В написанных им строках тогда высказывались мысли, не вписывающиеся и в нынешнее понятие политкорректности.
Писатель Василий Аксёнов
Десятилетие, проведенное на американском континенте, запомнилось ему не жизненными удобствами (хотя наличие таковых Аксёнов признавал), а тем, что там печатались тысячными тиражами его книги. И, конечно, чувством внутренней свободы. С ним Василий Павлович связывал и создание «поистине больших сочинений», и предназначение писательского труда — раскрепощать, высвобождать мышление читателей, чтобы те становились согероями и соавторами произведений.
Детство и юность
Василий Павлович Аксёнов появился на свет в Казани в августе 1932 года. В семье уже подрастали двое детей — Майя, приходящаяся Василию сестрой по отцу, и Алексей, родной брат по матери. Это дети от предыдущих браков Павла Аксёнова и Евгении Гинзбург. Василий стал первым общим ребёнком пары.
Евгения Гинзбург, Антонина Аксенова, Василий Аксенов в молодости и Антон Вальтер
Родители Василия Аксёнова были интеллигентными и довольно известными в городе людьми. Павел Васильевич — председатель горсовета и член бюро обкома КПСС. Евгения Соломоновна сначала преподавала в педагогическом вузе, позже возглавила отдел культуры в областной газете.
В 1937-м, в разгар сталинских чисток, отца и мать арестовали. На тот момент будущему писателю исполнилось 4 года. Старших брата и сестру Аксёнова было позволено забрать родственникам. А сына «врагов народа» – Василия – принудительно отправили в детский приют для таких же, как он, детей политических осуждённых.
Только через год родной дядя Васи Андреян Аксёнов смог разыскать маленького племянника и забрать его из Костромского детдома. С 1938-го по 1948-й мальчик жил у родственников в Казани (сейчас здесь открыт Дом-музей писателя, в котором разместился литературный клуб). Мама сумела добиться воссоединения с сыном, когда вышла из колымских лагерей и жила как ссыльная в Магадане.
Василий Аксёнов
Вспоминая о молодых годах, писатель говорил, что не считал себя советским человеком.
«Советский Союз был рабовладельческой страной, в лагерях которой использовался труд многих миллионов узников. Сталинская эпоха — страшная, чудовищно жестокая, и никаких других мнений на этот счет быть не может. Да и Москва представляла собой скучный серый город, за исключением тех моментов, когда в ресторанах все бросались танцевать и теряли контроль над собой».
В 1956-м Василий Павлович Аксёнов окончил медицинский вуз в Ленинграде. По распределению он должен был трудиться врачом на кораблях дальнего плавания, принадлежащих Балтийскому пароходству. Но допуск Аксёнову так и не дали. Мужчине пришлось работать всюду, где принимали. На Крайнем Севере писатель работал карантинным врачом. Потом ему удалось найти место в туберкулёзной лечебнице в столице. По иным сведениям, Аксёнова взяли консультантом в Московский НИИ туберкулёза.
Творчество
Творческая биография Василия Аксёнова началась в 1960-х. Первой была напечатана повесть «Коллеги», по которой чуть позже снят одноименный фильм с участием Василия Ливанова и Нины Шацкой.
ВАСИЛИЙ АКСЕНОВ: «Я ВОССОЗДАМСЯ ПО МОЛЕКУЛАМ!»
… Аксенов действительно прожил несколько жизней в течение одной….
Опубликовано Свято-Троицкий Селенгинский монастырь Четверг, 17 августа 2017 г.
Писатель Василий Аксенов
Потом вышли в свет роман «Звёздный билет» (по нему Александром Зархи создана драма, получившая название «Мой младший брат» с Александром Збруевым, Олегом Ефремовым и Андреем Мироновым) и два сборника рассказов — «Катапульта» и «На полпути к Луне». По пьесе Аксёнова «Всегда в продаже» театр «Современник» поставил спектакль.
Имя Василия Аксёнова с каждым годом становится всё более известным в литературных кругах сначала столицы, а потом и страны. Его произведения появляются в «толстых» журналах. Писателя принимают в члены редколлегии иллюстрированного издания «Юность», считавшегося либеральным возмутителем спокойствия, а потому пользующегося безмерной популярностью. Но общественная деятельность Василия Павловича не нравится властям.
Книги Василия Аксенова
Весной 1963-го писатель впервые подвергся критике из уст Никиты Хрущёва, устроившего разнос Аксёнову на показательной встрече с интеллигенцией в Кремле. Усугубило его положение участие в демонстрации, которую попыталась организовать интеллигенция на Красной площади в знак протеста против возможной реабилитации Сталина. Тогда Василия Аксёнова ненадолго задержали дружинники.
В конце 1960-х писатель поставил подпись под несколькими письмами в защиту диссидентов. За это последовало наказание: выговор, занесённый в личное дело, от столичного отделения Союза писателей СССР. С середины 1970-х Аксёнова не печатают в Советском Союзе. Романы «Ожог» и «Остров Крым» он пишет, зная, что они не смогут быть опубликованными на родине. Критика «несоветского» и «ненародного» писателя становится всё более жесткой. Время оттепели закончилось.
Писатель Василий Аксёнов у разбитого автомобиля «Жигули»
Оставив попытки с наскока разбить границы в литературе, Василий взялся сочинять для детей. Повести «Мой дедушка — памятник» и «Сундучок, в котором что-то стучит», роман «Джин Грин — неприкасаемый» долго стояли особняком в советской прозе, предназначенной для юных умов.
Последней каплей, переполнившей чашу терпения властей, становится добровольный выход Василия Аксёнова и ещё нескольких коллег из Союза писателей. На такой поступок они решились в знак протеста против исключения из СП Виктора Ерофеева и Евгения Попова. Позже эти события были описаны в романе «Скажи “изюм”».
Эмиграция
В июле 1980 года Василий Павлович получил приглашение в Америку, где напечатаны «Остров Крым» и «Ожог». В одном интервью он признался, что уехал, подстегиваемый страхом за жизнь. В 1980-м писатель возвращался из Казани в Москву на автомобиле и по пути попал в «коробочку», устроенную встречными КАМАЗом и двумя мотоциклами. Чудом удалось проскочить по обочине. Аксёнов расценил происшествие как покушение.
Книга Василия Аксенова «Остров Крым»
После выезда Василия тут же лишили гражданства СССР. Право вернуться на родину дано спустя 10 лет, но он предпочитает оставаться за рубежом, поселившись с семьёй во французском Бьяррице. В Москве бывает наездами. В период вынужденной эмиграции Аксёнов числился профессором литературы в нескольких университетах Соединенных Штатов.
На протяжении 10 лет советский публицист-журналист работает в «Голосе Америки» и на «Радио Свобода». Его радиоочерки размещаются в разных американских альманахах. Позже они собраны в книге под названием «Десятилетие клеветы».
В США увидели свет произведения Василия Аксёнова, написанные в разные годы и неизданные в Союзе. Также появились новые сочинения: романы «Бумажный пейзаж», «В поисках грустного бэби» и «Московская сага». Последний, история о 3 поколениях одной семьи, состоит из 3 частей — «Поколение зимы», «Война и тюрьма», «Тюрьма и мир». Американские критики назвали сочинение «Войной и миром» 20-го века. Над одноименным сериалом, вышедшим в 2004-м, в качестве арт-директора работал сын автора Алексей Аксёнов.
Василий Аксенов
Опять издаваться в России Василий Аксёнов начал в первом десятилетии 2000-х. В журнале «Октябрь» появился роман под названием «Вольтерьянцы и вольтерьянки», удостоенный Букеровской премии. В 2009-м напечатан последний опус писателя «Таинственная страсть. Роман о шестидесятниках», экранизированный на родине и вышедший в самом конце 2015-го.
Семья сценариста и драматурга не сразу осела в Москве. Свою роль в окончательном возвращении сыграло то, что у издательства Random House, с которым сотрудничал Аксёнов, сменился хозяин. Новый владелец в поисках каналов увеличения прибыли отказался печатать тех, кого принято считать интеллектуалами — спрос на них меньше. В России Василий нашел место, где спасается литература в высоком понимании.
Личная жизнь
Коллеги по перу Евгений Попов и Александр Кабаков, посвятившие писателю книгу «Аксёнов. Беседы о друге», вообще считали, что Василий Павлович пользовался у женщин повышенным вниманием потому, что был человеком чрезвычайно романтичным, «первоклассным, редко встречающимся мужиком».
Василий Аксенов с сестрой Антониной и сыном Алексеем
Василий Павлович был женат дважды. Первая супруга — Кира Менделева, девушка из непростой семьи. Её отец — венгерский революционер, военный и партийный деятель Лайош Гавро, а бабушка Юлия Ароновна Менделева — создатель и первый ректор педиатрического вуза в Ленинграде. В этом браке родился единственный сын Аксёнова Алексей.
Василий Аксенов и Майя Кармен
Опубликовано Елена Ким Воскресенье, 20 августа 2017 г.
Василий Аксенов и Майя Кармен
Личная жизнь Василия Аксёнова изменилась после встречи с Майей Кармен, женой знаменитого кинодокументалиста Романа Кармена. Союз с Кирой, по признанию писателя, складывался сложно. Непонимание обострилось, когда пришла популярность.
«Я к этому времени стал, ну, известным. Шастал повсюду с нашими тогдашними знаменитостями… Разные приключались приключения… Она стала сцены закатывать».
По слухам, Василий стал причиной разрыва Сергея Довлатова с первой супругой Асей Пекуровской.
Ася Пекуровская и Сергей Довлатов
Опубликовано Елена Ким Пятница, 24 августа 2018 г.
Ася Пекуровская и Сергей Довлатов
СМИ не раз писали, что отношениям Кармен и Аксёнова пытался помешать Юлиан Семёнов, друживший с Романом. Но Майя все равно ушла. Влюбленные поженились в мае 1980-го, а в июле вместе с дочерью Кармен Алёной и внуком Иваном покинули Советский Союз. Жену Василий называл главной страстью всей своей жизни. После переезда в США она работала преподавательницей русского языка в одном из университетов Америки.
Ваня трагически погиб в 1999 году — выпал из окна 7-го этажа, пресса писала, что под влиянием некой секты. В 2008-м умерла во сне от сердечного приступа Алена.
Смерть
В январе 2008-го Василий Аксёнов был госпитализирован в одну из московских клиник, где у него диагностировали инсульт. После проведённой операции в Научном институте имени Склифосовского ожидаемого улучшения не наступило. Писатель длительное время находился в состоянии комы. Постоянно за ним ухаживала жена Майя.
Могила Василия Аксенова
Весной 2009-го Василия Павловича прооперировали повторно в госпитале имени Бурденко. В июле того же года писателя не стало, причина смерти — осложнения в сердечно-сосудистой системе. Похоронили автора в Москве, на Ваганьковском кладбище. Спустя год на могиле установили строгий гранитный памятник, выполненный по проекту сына Алексея. Прямоугольную стелу украшает фотопортрет Аксёнова, имя и даты жизни.
Библиография
- 1961 – «Коллеги»
- 1966 – «На полпути к Луне»
- 1972 – «Мой дедушка – памятник»
- 1975 – «Ожог»
- 1980 – «В поисках грустного бэби»
- 1983 – «Скажи «изюм»
- 1990 – «Остров Крым»
- 1994 – «Московская сага»
- 1996 – «Негатив положительного героя»
- 1999 – «Аврора Горелика»
- 2000 – «Апельсины из Марокко»
- 2004 – «Американская кириллица»
- 2007 – «Татьяна» (сценарий)
- 2008 – «Ленд-лизовские»
- 2009 – «Логово льва. Забытые рассказы»
- 2014 – «Одно сплошное Карузо»
- 2017 – «Остров личность»
Источник
Василий Аксенов
Ожог
Посвящается Майе
КНИГА ПЕРВАЯ
«Мужской клуб»
…Но право, может только хам
Над русской жизнью издеваться…
Александр Блок
Наконец-то! Двери! Здесь, у дверей своей квартиры, я вздохнул с облегчением: сейчас нырну куда-нибудь во что-нибудь теплое, во что-нибудь свое, в подушку, в одеяло, или в кухню нырну, где так красиво разложены овощи… а может быть, нырну в книгу… там валяются на полу «Приключения капитана Блада» и «Драматургия Т.С.Эллиота» и какая-то лажа по специальности, словом… а не нырнуть ли в горячую ванну?.. никому не открывать, на звонки не отвечать, сидеть в пузырях, в простых и понятных мыльных пузырях и забывать всю эту внешнюю дикую белиберду.
Я переступил порог и блаженно пошевелил пальцами в сумерках. Вот выплыли из темноты мои домашние: ковбой, нарисованный на двери уборной, чучело пингвина, ключ Ватикана с портретом папы Иоанна XXIII, рулевое колесо разбитой в молодые годы автомашины, посох Геракла, лук Артемиды, ну вы знаете, все такое шутливое, благодушное (спасибо женщинам за заботу!) … милые, милые домочадцы… как вдруг в глубине квартиры громкий голос отчетливо сказал: «Родина картофеля – Южная Америка!»
…и тут я позорно растерялся, заметался под напором этого страшного голоса, который продолжал говорить что-то уже совсем непонятное. Я покрылся липким стыдным потом, пока не сообразил, что это телевизор где-то в моей квартире работает. Наверное, вчера забыл выключить, когда блаженствовал с бутылкой перед мелькающим экраном.
Опомнившись, я бросился в спальню, прыгнул на кровать, стряхнул с ног башмаки, закутался в шерстяное одеяло, включил ночник, открыл журнал «Вокруг света» и положил его себе на лицо. Сердце еще колотилось, дергалась мышца на шее, прошедший день бушевал в закрытых глазах, словно компания пьяных подонков.
Да все-таки, что же особенного произошло? Да ведь ничего же особенного, ей-ей. Давай, друг, организуй прошедший день. Возьми себя в руки. Начни с утра.
…Утром я плелся по переулку к метро, а за моей спиной ничего особенного не происходило, только что-то ужасно скрежетало, громыхало и лязгало. Понимая, что там нет ничего особенного, я все-таки не оборачивался, боялся – а вдруг что-нибудь особенное?
Навстречу мне между тем под ветром и брызгами дождя шел человек с разлохмаченной головой. Перед собой он держал половинку арбуза и ел из нее на ходу столовой ложкой.
Беспредельно пораженный этой картиной, я понял, что есть какая-то связь между этими утренними явлениями, и обернулся.
Мальчик лет десяти тащил за собой по асфальту ржавую железную койку, на которую нагружены были тазы, куски водопроводных труб, краны, мотки проволоки, бампер инвалидной коляски и что-то вроде старинного самолетного пропеллера.
Я быстро рванул в сторону и остановился на углу. Оглянулся снова. Мужчина с арбузом приближался к мальчику с железом. Вот они поравнялись и остановились. Мужчина зачерпнул ложкой поглубже и угостил мальчика. Мальчик с аппетитом съел содержимое ложки, а потом что-то сердито сказал мужчине, покрутил пальцем у виска и стал разворачивать свой транспорт под арку дома. Мужчина виновато пожал плечами, усмехнулся и пошел дальше на шатких ногах.
Я вытер пот со лба. Ничего страшного не происходит, ничего абсурдного, мир ничуть не изменился за прошедшую ночь. Мальчик тащит в родную школу свою норму металлолома, а мужик, его папаня, бедолага-алкаш, ничем не хуже меня, идет от арбузного лотка к «Мужскому клубу», пивному ларьку возле Пионерского рынка. Вот только где ложку взял – загадка. Неужто прихватил из дома? Неужто такая предусмотрительность?
Я обнаружил вокруг себя привычный хлопотливый уют московского перекрестка, где торговали пирожками, шоколадками, яблоками, сигаретами, расческами. Купил яблоко, пирожок с мясом, шоколадку, пачку «Столичных», расческу и причесался тут же перед телефонной будкой. Как мило все вокруг! Каким добродушным юмором наполнены все предметы!
Возле метро, как всегда, в наполеоновской позе стоял мой сосед Корешок, брутальный мужчина полутора метров росту, но с ярко выраженным мрачным секс-апилом. Исполинская грудь его была выпячена, волосы расчесаны и за-правлены за крупные уши, голубой пижамный шелк полоскался вокруг крохотных ног.
Я поздоровался с Корешком, но он меня даже и не заметил. Мимо как раз бежали лаборантки из Института Кинопленки, и Корешок следил за ними мрачно горящим взглядом, воображая, должно быть, себя и свой член в их веселой стайке. Словом, все было на своих местах, и я стал спокойно спускаться в наш подземный мраморный дворец.
Приятно, в самом деле, иметь у себя под боком подземный мраморный дворец. Даже нам, современникам космической эры, приятно, а как приятно, должно быть, было москвичам тридцатых годов. Такие дворцы, конечно, очень их бодрили, потому что значительно расширяли жилищные условия и приобщали к безопасному величественному патрио-тизму.
Светились, подмигивали разменные автоматы, но я направился к последней на нашей станции живой кассирше.
У этой милой усталой женщины, просидевшей в мраморном дворце всю свою жизнь, теперь, в автоматное время, начали отдыхать руки, и даже книга появилась, в которую она иногда заглядывала своим лучистым глазом.
Мне нравилось менять серебро у нее, а не в автомате: то ахнешь на бегу насчет погоды, то пошутишь по адресу женского пола, а однажды, не сойти мне с этого места, я преподнес ей гвоздику.
Я уж открыл было рот для шутки, экие, мол, женщины чудаки, как вдруг увидел за стеклом вместо милой кассирши нечто совсем другое.
Не мигая, на меня смотрело нечто огромное, восковое или глиняное, в застывших кудряшках, с застывшими сумками жира, лежавшими на плечах, нечто столь незыблемое, что казалось, Творец создал его сразу в этом виде, обойдясь без нежного детства и трепетной юности. Орденская планка венчала огромную, но далеко не женскую грудь новой кассирши. Знак почета, что ли?
– А где же Нина Николаевна? – спросил я растерянно.
Ничто не дрогнуло, ни одна кудряшка, только пальцы чуть пошевелились, требуя монеты.
– А что же Нина Николаевна? – повторил я свой вопрос, просовывая в окошко пятиалтынный.
– Умерла, – не размыкая губ, ответила новичок и бросила мне два пятака.
– Два? – спросил я.
– Два.
– А полагается ведь три?
– Три.
– А вы мне даете два?
– Два.
– Понятно. Извините. Спасибо.
Я схватил монеты и, насвистывая что-то, устремился к турникетам, вроде бы ничего особенного не произошло, вроде бы все в порядке, а на самом деле все было не в порядке, все колотилось то ли от ужаса, то ли от странной неожиданности, от пугающей новизны жизни.
Отмахиваясь от диких воспоминаний, я лежал с журналом «Вокруг света» на лице, а внутри, в глубине моей квартиры тем временем творилось что-то невероятное, шла призрачная тележизнь.
– Виктор Малаевич – ВРАЧ, – сказал там кто-то со страшным нажимом.
Пауза. Покашливание.
– …и вместе с тем ФИЛАТЕЛИСТ, – это было сказано значительно мягче.
Снова пауза, стук стульев… и уже совсем по-человечески:
– Пожалуйста, Виктор Малаевич.
Заливистый короткий кашлешочек Виктора Малаевича.
Ясно, что еще и КУРИЛЬЩИК.
– Вот зубцовая марка черно-красного цвета без номинала…
Когда-нибудь в проклятом ящике перегорит трубка? Нужно встать, изгнать филателистов из квартиры и чаю заварить, крепчайшего чаю, а виски – ни капельки, хотя вот же на подоконнике почти полная бутылка «Белой лошади»… Машка вчера (позавчера? третьего дня?) принесла с Большой Дорогомиловской, из валютки… какая трогательная забота!
* * *
В поезде метро все свои шесть перегонов Аристарх Аполлинариевич Куницер думал о новой кассирше. Нет, не от жадности она зажала третий пятак, оно не ищет выгод, он лишь показал мне свою неумолимость, он удержало мой пятачок, УДЕРЖАЛО без объяснения причин, оно не ответил на улыбку и не ответило бы и на слезы, этого их благородие не любят.
Источник
