Пожар в хромой лошади ожоги

Пожар в хромой лошади ожоги thumbnail

5 декабря исполнилось 10 лет со дня трагедии в клубе «Хромая лошадь». Многим пермякам сложно молчать, вспоминая страшный пожар. Каждый пережил это как личную трагедию, даже если в ту ночь в «Хромой лошади» не было его знакомых.

Личные ленты социальных сетей жителей города сегодня полны трогательных слов, страшных воспоминаний, риторических вопросов о том, что изменилось.

Корреспонденты «АиФ-Прикамье» решили собрать некоторые из воспоминаний.

Вспоминая события тех дней, Тамара Геннадьевна тихонько сглатывает слёзы и пытается держать себя в руках. Её дочь Ирина Банникова — одна из тех, чью судьбу безжалостно растоптала необузданная «лошадь».

«Моя младшая дочь Марина первая узнала о пожаре и приехала в клуб, — вспоминает Тамара Оборина. — Около входа в клуб лежало множество мёртвых чёрных людей. Дочь перешагивала через трупы, заглядывала им в лица, искала Ирину. Когда я приехала, уже всё было оцеплено. Мы поехали по больницам Перми, но Ирины нигде не было. Нам сказали, что потерпевших увозили ещё и в Закамск. Мы туда. Зашли в больницу — и прямо у входа лежит моя дочка: чёрная, голая… Моя красавица… Ещё в сознании, она посмотрела на нас — и всё. Я тогда облегчённо вздохнула — жива. Ночь мы просидели около реанимации. На следующий день Иришку вместе с другими пострадавшими погрузили в самолёт и переправили в Питер. Как рассказывала потом девушка, которая была в сознании, было очень душно, люди задыхались. Некоторые умерли в самолёте. Мы полетели следом за Иришкой. Она была в коме. Питерские врачи сказали: 50х50. А один вынес приговор — даже не надейтесь.

Тамара Геннадьевна полмесяца отмывала чёрное тело дочери от сажи. Несколько дней расчесывала её волосы. С ужасом смотрела на черноту и кусочки пластмассы, выходящие из трубочек, вставленных в пищевод дочки. А по ночам в туалете она рыдала и просила Бога о помощи…

Через две недели Ира вышла из комы. «Девочка перспективная, идёт на поправку», — наконец услышала мать от врачей. Потом было «путешествие» по нескольким больницам. Да, Ирине повезло — она осталась жива. Однако через год лечения, когда её привезли из больницы домой, слово «повезло» смогли сказать не все: бывшая некогда энергичная девушка неподвижно сидела в инвалидном кресле и ни на кого не реагировала.

Тамара Геннадьевна, диспетчер отделения железной дороги, сразу после пожара рассчиталась с работы. Было ей тогда 52 года, и на пенсию она не собиралась: столько сил ещё было и здоровья. Но надо было поднимать дочь. То, что выпало на долю этой женщины, можно назвать подвигом матери. На неё легли заботы о внуке, о пострадавшей дочери. Все 10 лет она продолжает заниматься с Ириной.

Девушка выжила чудом, но у неё оказалась повреждена затылочная часть мозга, отвечающая за двигательные функции. Даже израильские медики разводили руками — сделать ничего нельзя. Врачи решили, что из вегетативного состояния она не выйдет.

Три года Ирина лежала без движения. Но энцефалограмма зафиксировала: мозг в порядке! Ирине порекомендовали заниматься на тренажёре «MOTOmed». В Перми такой аппарат Тамара Геннадьевна не нашла, да и на пенсию его было бы не купить: он стоит от 200 до 650 тысяч рублей. Неожиданная помощь пришла из Петербурга. Алексей Н. сделал то, что, наверное, должны были сделать пермские чиновники: он купил этот тренажер для 33-летней Ирины. Откуда узнал? Прочитал в статью в газете «АиФ-Прикамье», и они с женой решили помочь.

«Очень нам помог тренажёр, — рассказывает Тамара Оборина. — Иришка сама стала спускать ноги с кровати, двигать руками. Я начала ставить её на ноги, конечно же, поддерживая. Шагать пока не могли. Но это был такой прогресс, поверьте мне!

Не поверить этой женщине нельзя.

Спустя 10 лет Ирина по-прежнему нуждается в ежедневном уходе.

Журналист

Журналист Марина Сизова (сейчас редактор «АиФ-Казань») в ту ночь была на месте пожара что называется «по работе». До сих пор хранит подобранный там праздничный музыкальный диск, который дарили всем гостям в честь восьмилетия клуба.

«Не слушала его ни разу за все эти 10 лет. Их было много — этих праздничных дисков, разбросанных в чавкающей грязи после тушения клуба пожарными, — вспоминает журналист. — В тот день, это же вроде была пятница, мы собирались с подружками, в кои-то веки решили вместе пообедать, как всегда обсуждали дела, среди разговора — и о том, где и как пройдут новогодние корпоративы.

— У нас в «Хромой лошади» 25 или 26 декабря, — сказала одна из девочек.

— А что за кафе?

— Наши часто ходят обедать — центр города, рядом с работой и неплохая кухня.

— А давайте тогда в «Хромой» соберемся как-нить ещё до нового года, — решаем мы.

Вечером, перед пожаром, — встреча уже с другими друзьями ещё в одном кафе в центре города. Запозднились, а заведение работает до 23 часов.

— Может, еще где-нибудь посидим?

— В «Хромой лошади»? Недалеко отсюда.

— У них праздник, наверное, все занято. Впрочем, может, есть места.

Но уже лень, хочется выспаться, и мы расходимся по домам.

Спать ни этой ночью, ни следующей не удалось. Мужу (он тоже журналист) позвонили из московского РИА, мне — мой тогдашний редактор, у неё в этот день (4 декабря) день рождения.

Такси, казалось, тащилось слишком долго, очень-очень медленно.

Вокруг ночного клуба уже выстроилась цепочка из омоновцев. Её штурмом пытались разорвать обезумевшие от горя люди — пытались пробиться к зданию клуба.

— Сереж, пусти-а, — вижу тогдашнего командира пермского ОМОНа.

— Не могу, журналистов сказали не пускать.

Дальнейшие просьбы были бессмысленны.

И все же в здание мы попали. Темень, гарь, растерянность, ошеломление, ужас… Хотя нет, осознание, что произошло, всегда приходит намного позже.

Брошенные сумочки, одежда… Но особо в памяти на разный лад надрываются телефоны, оставшиеся без хозяев.

— Испанские актеры, которые должны были выступать, вроде все выбежали. А наши сотрудники не все. Сережа погиб, он же совсем ещё молоденький, тело его достали на моих глазах, увезли в морг, а его жене вот-вот рожать, — чуть не плакала исполнительный директор клуба Ефремова.

И растерянно доставала для следователей документы: «Меня посадят, да?» (приговор — 4 года колонии –прим. ред).

По рации в это время передают, что поймали по дороге в Екатеринбург соучредителя клуба Анатолия Зака, который пытался скрыться.

В середине ночи в клуб пришли Сергей Шойгу (тогда министр МЧС) и Олег Чиркунов (тогда губернатор Пермского края).

Утром весь город толкался в соседнем с «Хромой» здании — КДЦ, где расположился штаб, были вывешены списки — кто в больнице, кто погиб. Список рос на глазах и все время пополнялся.

— У меня муж там работает, вы не знаете, где он? — спрашивала всех девушка с огромным животом.

— Сергей? — называю я имя и фамилию.

— Да, Сережа. Вы что-то знаете? — мелькает у неё надежда в глазах.

— Н-н-нет, нет, — уклоняюсь. — Просто да, слышала, что он работает…

Нахожу психологов, прошу, чтобы особое внимание уделили беременной, что у неё мог погибнуть муж, по крайней мере, очень велика вероятность, но точно неизвестно, поэтому не надо её волновать, но ей очень-очень нужна будет помощь.

Цепляемся взглядами с Дмитрием Быковым. Что он здесь делает, не понимаю, предполагаю, что возможно обозналась, но его трудно перепутать с кем-либо. Не подошла — не тот случай. После он напишет поэму про «Хромую лошадь».

Больницы, морги… И там, и там уже знакомые лица — те, с кем встречались, говорили в штабе.

Сначала все лелеяли надежду, что их родные не отвечают на звонки, потому что сели телефоны или что просто не до того в суматохе. Затем надеялись, что найдут их в больницах. Лишь бы не в морге. А потом мы встречаемся у морга.

— И вы тоже. Нашей здесь нет, и в больнице нет, — подходит ко мне у морга пожилая пара, они единственные не плачут и у них не каменные лица, у них есть ещё надежда. — Вы же журналист, может, вы знаете, в какие ещё больницы нам ехать?

Несколько дней после трагедии с моего лица не сходят красные пятна, я пытаюсь их замазать тоналкой. Грешу на бессонные ночи и переживания. Но, скорее всего, это следы от отравления в клубе. От токсичных веществ.

Спасатели, полицейские, следователи — наверняка отхватили сполна. Большинство из 156 человек, погибших в «Хромой лошади», умерли не от огня.

Город ещё долго не понимает, как дальше жить с этой бедой, после такого глубокого ожога.

За год до этого упал Боинг. Уже тогда казалось, что это горе слишком большое для маленького города. В миллионной Перми у каждого в том рухнувшем самолете оказались либо близкие, либо знакомые, либо знакомые знакомых. И страшнее, думалось, уже ничего не может случиться. А тут пожар в «Хромой».

Постарели отцы и мамы погибших, выросли дети без родителей, пострадавшие до сих лечат раны, владельцы клуба уже вышли из тюрем и развивают новые бизнесы.

10 лет прошло. А как будто вчера».

Общественник

Руководитель благотворительного фонда «Дедморозим» Дмитрий Жебелев сегодня опубликовал пост в Фейсбуке. Пожалуй, его слова дают нам надежду, что после трагедии всё-таки что-то изменилось. Пусть и не в системе, но внутри нас самих.

Дмитрий Жебелев:

«Ничего не произошло, но всё изменилось. Я хорошо помню ощущение первых дней после пожара в «Хромой лошади». Когда ты едешь в трамвае, а вокруг тебя только знакомые лица. Потому что все они одинаково печальны — и ты понимаешь, что вы чувствуете одно и то же. Вы больше не чужие друг другу люди, хоть и не знакомы. И ещё предчувствие — ну вот сейчас точно должно случиться такое, что навсегда изменит вашу общую жизнь. Не могут же полторы сотни людей просто умереть в одну ночь, и всё на этом. Даже спустя 10 лет не произошло ничего. Но кое-что изменилось.

Не случилось никакого чуда: чиновники не перестали воровать, бизнес не стал больше заботиться о пожарной безопасности, система здравоохранения так и не способна ни на что, кроме героизма отдельных медиков. А то и хуже, пожалуй, стало. Даже это печальное единение людей вскоре схлынуло. На мгновение вспыхнув снова лишь когда в «Зимней вишне» сожгли ещё десятки жизней.

Как-то один высокопоставленный чиновник сказал мне: «Вы что, на обычных людей надеетесь? Даже после „Хромой лошади“ в сборе средств пострадавшим только предприятия помогали. И то, когда их просили. Ни один простой человек не помог. И вам никто ни копейки не даст!» Не знаю, правда ли это. Но тогда люди дали 13 с лишним миллионов рублей. Хоть и не мне, а на лечение девочки, которая, кстати, чудом выздоровела.

За десятилетие те обычные пермяки создали целую инфраструктуру взаимопомощи. Есть тысячи незнакомых людей, которые за это время вместе спасли сотни жизней. Они уже не чужие мне. И друг другу. Теперь вряд ли найдётся хоть один чиновник, который повторит ту цитату. Потому что, скорее всего, он сам среди них.

Тогда, после пожара в «Хромой лошади», так ничего и не произошло. Но с тех пор кое-кто изменился».

Источник

ПЕРМЬ/БЕРЕЗНИКИ (Пермский край), 4 дек – РИА Новости, Светлана Самсонова. Пострадавшая при пожаре в клубе «Хромая лошадь» в Перми Ирина Пекарская спустя десять лет после трагедии остается глубоким инвалидом – не может говорить и двигаться. Лариса Титова потеряла тогда единственную дочь. А пожарный Николай Долгих, спасавший в ту ночь людей, до сих пор вспоминает звонки мобильных телефонов уже погибших людей.

Корреспондент РИА Новости встретилась с родственниками погибших, спасателями и бывшими сотрудниками клуба и выяснила, есть ли у горя срок давности.

Звонки в мертвой тишине

Только когда дым немного рассеялся и включился свет, начальник караула пожарной части №1 Вячеслав Полыгалов смог понять масштаб трагедии – под столами, стульями, на полу, в дверном проеме, всюду были люди. Уже неживые. Кто-то замер навсегда, сидя за своим столиком, весь окутанный черной паутиной, в которую превращался расплавленный пластик, капающий с потолка. Полыгалов первым прибыл, вернее, прибежал на пожар в «Хромой лошади». Их часть тогда находилась в 20 метрах от клуба, нужно было только спуститься с небольшого пригорка.

«Сижу, печатаю документы около часу ночи. Стук в дверь. В проеме стоит мужик с закопченным лицом, говорит, у нас «Хромая» горит. Чтобы время не терять, я оделся, взял аппарат (дыхательный – Прим. ред.) и побежал. Диспетчеру сказал, чтобы тревогу включала», — вспоминает пожарный.

Когда Вячеслав прибежал к клубу, оттуда валил черный дым, наружу пытались выбраться люди. Он стал светить фонариком, но дым был такой плотный, что видно ничего не было. Попытался войти внутрь, но сразу об кого-то запнулся, стал быстро вытаскивать одного за другим. К этому времени подоспели другие пожарные, они выстроились в цепочку и по одному человеку передавали друг другу. Людей укладывали тут же у входа в клуб. Чтобы они не лежали на снегу, из части притащили одеяла, от фасада «Хромой лошади» отламывали декоративные ветки и клали на асфальт.

Вытаскивали, пока воздух был в баллонах. Потом приходилось, по словам еще одного пожарного Николая Долгих, несколько раз спускаться только на задержке дыхания.

«Зайдя в кафе, я ужаснулся. Тот вход, который вел в зал, был похож на муравейник, состоящий из человеческих тел. Там были двойные двери, одна из створок была зафиксирована, никто не смог ее открыть. Это одна из причин, что очень много людей не успели вовремя эвакуироваться», — рассказывает Долгих. Он заметно нервничает, говорит, что всегда волнуется, когда вспоминает ночь с 4 на 5 декабря 2009 года, тот пожар стал самым сложным за всю не только его службу, но и службу вообще всех пожарных Перми.

Долгих признался, что самое страшное было потом – когда спасатели вытащили людей из прохода, внутри зала оказалось еще больше погибших. И в мертвой тишине вдруг начали раздаваться звонки мобильных телефонов, много звонков, – родственники, узнав о пожаре в «Хромой лошади», пытались дозвониться до тех, кто ушел в клуб. Эти звонки даже спустя десять лет не дают покоя пожарному.

«Телефонам ничего не было, а люди задохнулись… Пенопласт (им был отделан потолок – Прим. ред.) при горении выделяет фенол, он очень вреден. Многие люди умирали не от ожогов, а от того, что у них легкие были просто забиты этой смолой, которая при вдохе образовывалась, и люди не могли дышать», — говорит Долгих.

Первый год после трагедии, по словам пожарного, был для него особенно тяжелым в психологическом плане, несколько раз он хотел уйти со службы. Справиться с переживаниями помогла семья и любовь к профессии.

«Действительно, думал, что хватит уже работать, но здравый смысл побеждал — ты же призван для этого, должен быть сильным, в первую очередь, морально-волевым человеком. Если не ты, то кто», — говорит Долгих.

Некруглая дата

Четвертого декабря 2009 года в «Хромой лошади» должен был состояться праздник, посвященный восьмилетию клуба. Накануне по радио, рассказал РИА Новости бывший работник заведения Андрей Кострулев, звучал рекламный ролик, приглашающий пермяков на это событие. Андрею тогда только исполнилось 18 лет, он учился на первом курсе местного политехнического института.

«Это был мой первый рабочий день. Я встречал гостей на входе, людей было очень много. Раздавал диски с клубной музыкой, потом должен был всю ночь развлекать, фотографировать. На мне была ковбойская шляпа, тема вечеринки была соответствующая», — вспоминает Кострулев. По его словам, после шоу-программы начался фейерверк и, когда ведущий вечера объявил «господа, мы горим», никто из гостей и сотрудников «Хромой лошади» не поверил в серьезность опасности.

«За месяц до этого у нас на даче был пожар, я получил сильные ожоги и знал, что с огнем лучше не шутить. Я думал, что пожар в клубе нестрашный, потому что открытого огня не было, но на всякий случай я собрал вещи и решил выйти через служебный вход», — рассказывает Кострулев. Но молодому человеку пришлось выбираться наружу на ощупь – из-за плотного дыма, который практически сразу повалил из-под потолка, видно ничего не было, а потом и вовсе потух свет.

«Мне повезло, я два раза заходил в клуб этим путем. Служебный вход – это не прямой коридор, а лабиринт в подвальном помещении. Несколько поворотов, все заставлено. Выход на улицу через кухню, за которой тяжелая металлическая дверь, а потом еще несколько ступенек наверх. Я смог дойти до кухни, потом споткнулся и упал. Дышать уже было нечем, на ощупь, наугад я нашел дверь, и там меня уже подхватили ребята, которые раньше меня вышли», — говорит Андрей.

Служебный вход выводил во двор многоэтажки, на первом этаже которого находилась «Хромая лошадь». Сегодня здесь располагается офис МФЦ с большими окнами на фасаде. Десять лет назад, рассказывает Андрей, помещение выглядело иначе – фасад был заложен, вместо окон маленькие форточки. «Мне рассказывали, что через них некоторые мужчины смогли выбраться. Не знаю, как у них получилось, но в стрессовом состоянии чего только не сделаешь», — говорит он.

В подвальной части клуба тоже были окна, но на них стояли решетки. Андрей с несколькими ребятами из персонала пытались их безуспешно выломать, удалось только разбить стекла, но в помещениях никого не оказалось. Физически Кострулев не пострадал, но психологически, признается он, было очень тяжело. К тому же спустя через две недели у него скончался отец. Молодому человеку пришлось в университете брать академический отпуск.

«Сейчас уже не снится. Но тогда… Первое время я заходил в заведения, в торговые центры и обращал внимания на план эвакуации, запасные выходы», — говорит Андрей.

Кострулев все-таки закончил политех, работает по специальности. Пока не женат, но любимая девушка есть. Живет в новом доме, где есть пожарная сигнализация.

«Чтобы мама выздоровела»

Как сообщил РИА Новости министр социального развития Пермского края Павел Фокин, после трагедии местное правительство разработало специальную программу помощи пострадавшим и родственникам при пожаре в «Хромой лошади».

«Помогали закрыть кредиты, с устройством на учебу, в детский сад, с трудоустройством, помогали родителям, которым погибшие материально помогали. С учетом родственников это порядка 400-500 человек и больше. Суммы были колоссальные, средства на помощь выделились из резервного фонда губернатора, это несколько сотен миллионов рублей», — рассказал Фокин.

Он отметил, что сейчас на особом контроле остаются две семьи – Ирины Банниковой и Ирины Пекарской, обе девушки из-за пожара стали инвалидами.

Наиболее тяжелая ситуация у Пекарской, которая получила серьезное поражение мозга, надышавшись вредными веществами. Вот уже десять лет молодая женщина прикована к постели, она не узнает родных. Последние два года она находится в паллиативном отделении больницы в городе Березники в 200 километрах от Перми, до этого лежала в краевой больнице.

«Она находится в отделении с 15 мая 2017 года, нуждается в постоянном круглосуточном уходе, является инвалидом первой группы. Нашей пациентке оказывается квалифицированный уход, симптоматическая терапия. Находится в стабильном состоянии, то есть ни лучше, ни хуже. Прогноз никто не скажет. Питается она через гастростому», — сообщила РИА Новости заведующая паллиативным отделением горбольницы Людмила Шипина.

Ирина лежит в палате на четверых. Два раза в неделю ее навещают родной брат Сергей со своей женой. Вот и сегодня они принесли необходимые средства гигиены. Ирина реагирует на прикосновения и голос брата негромким криком. Ее руки и ноги скрючены из-за спастики мышц, разогнуть их уже невозможно.

«Мы забрали ее из Перми, где за ней никто не ухаживал, сюда в Березники, где живем», — объясняет Сергей.

Он рассказал, что у Ирины был муж, который первые годы после трагедии пытался за ней ухаживать, собирал деньги на лечение, даже возил ее в Германию, но потом опустил руки. Бросил ее и двоих детей на попечение престарелой мамы, которая перенесла после всего случившегося с дочкой второй инсульт. В результате Сергей оформил опекунство над сестрой и племянниками вместе с матерью.

Совсем недавно – 16 ноября – Ирине исполнилось 32 года. Брат принес цветы и рисунки ее сыновей. Мальчишек, которым уже 12 и 10 лет, в больницу Сергей не берет, говорит, что детские психологи не рекомендуют им видеть и маму в таком состоянии, и других неизлечимо больных пациентов паллиативного отделения.

Уже несколько лет свою дочь не видела и ее мать Галина Васильевна. После инсульта она не выходит из своей квартиры.

«Она такая умница и красавица была. После школы поступила в московский институт на бюджет. А учиться не стала, познакомилась с этим Сергеем Колпаковым и вернулась в Пермь», — рассказывает Галина Васильевна.

Она была против их отношений, Колпаков намного старше – почти на 30 лет, но, когда Ирина забеременела, смирилась. Сначала родился сын Саша, а потом Артур. Ему было всего полгода, когда супруги решили пойти отдохнуть в «Хромую лошадь». Галина Васильевна тогда приехала в Пермь из Березников, чтобы сидеть с мальчишками.

«Мне сразу не сказали, что с Ириной. Просто, что плохо. Я только потом узнала… Пожар начался, когда Колпаков вышел с приятелем покурить на улицу, а Ира с подругой остались внутри. Ее подруга Лена погибла. Ирочка выжила», — говорит Галина Васильевна. У нее дома на видном месте стоит портрет дочери, глядя на него, она начинает плакать. Но тут же, одергивая себя, начинает рассказывать о внуках, о том, как они учатся. Младший, например, мечтает стать врачом.

«Вчера приходила из опеки женщина, спрашивала Артура, какой он подарок хочет на Новый год. Он ей ответил – чтобы мама выздоровела и синтезатор», — говорит женщина.

До весны

Лариса Титова уже десять лет не ездит в центр Перми, не гуляет здесь по набережной и паркам, слишком многое ей напоминает о дочери: здесь у нее свадьба была в феврале 2009 года, здесь ее Иришка любила сидеть на скамейке… Исключение делает только раз в год – 5 декабря, она вместе с другими родственниками погибших приходит в сквер добровольцев, чтобы возложить цветы к памятнику жертвам «Хромой лошади», расположенном напротив клуба. Вот и в этот четверг они вместе с мужем Федором обязательно придут, потом вернутся домой, испекут пирог с рыбой, которую супруг поймал сам, и снова и снова будут говорить о своей дочери Ирине – как она ушла в расцвете лет, но ушла счастливой и любимой.

«После мемориала мы на кладбище не ходим. Бываем там на Покров день — 14 октября, обходим все могилки и прощаемся со всеми до весны. А так мы Иринку навещаем каждые две недели, цветы живые меняем. Она не может к нам, так мы к ней ходим», — говорит Лариса Николаевна.

Ирина и ее муж Иван работали в ту ночь в «Хромой лошади». Ваня – ди-джеем, а девушку, которая уволилась из заведения незадолго до этого, директор клуба Светлана Ефремова попросила выйти и поработать в баре, так много людей ожидалось на празднике и персонала не хватало.

«Нам следователи дали запись с камеры, которая над баром висела. Она работала до последнего, пока свет не потух. Она отвечала за кассу. Они же все не верили, что это серьезно, что сейчас потушат, и дальше продолжится, никто не думал о таких последствиях. Пока она эту кассу закрывала, она дыхнула и погибла на рабочем месте. Когда было опознание, у нее не было ни одного ожога. А Ваня спасся, он сидел рядом с дверью, а бар — в центре клуба», — рассказывает Лариса Николаевна.

Сегодня, накануне годовщины гибели дочери, она дома затеяла большую уборку, сняла шторы, чтобы постирать, решила вымыть окна, полы. Говорит, нехорошо, чтобы в такой день был беспорядок в квартире.

«Я вот убираюсь и разговариваю с ней. Мы вообще о ней говорим, как будто она с нами, как будто она живая», — говорит женщина. В квартире очень много фотографий Ирины, вот она на лыжах, здесь она на даче, на которую она очень любила ездить, а тут в белой фате.

Лариса Николаевна признается, что после гибели дочери она стала замкнутым человеком. До этого в их доме собирались большие компании, но со временем друзья из деликатности перестали тревожить их с мужем.

«Приглашали меня, конечно. Подружки моего возраста, а я уже чувствовала себя некомфортно в их компании. Говорят все о чем, когда собираются? О детях, внуках. А мне о чем говорить? У нас с мужем второй брак. И это у нас единственная дочь была, у меня больше не будет ни детей, ни внуков. У мужа от первого брака есть сын, так он уже прадедушка, а мне внуков никогда не видать. Я сижу в четырех стенах, почти не с кем не общаюсь. Меня это устраивает», — говорит Титова.

Женщина не заметила, как пролетели десять лет после трагедии. Говорит, что в первые дни жить не хотелось, думала, что не проживет без своей дочери и двух месяцев, не выходила из дома, в каждой девушке на улице видела свою Иру. Благодаря поддержке близкой подруги и мужа смогла кое-как смириться. Лариса Николаевна и ее Федор продолжают общаться с зятем и его родителями, Ваня все еще не женат, но недавно нашел хорошую девушку. И женщина очень рада за него – все-таки уже четвертый десяток, и ему пора заводить новую семью.

«Время не лечит. Первое время вся боль, горе было снаружи. А сейчас у людей-то своя жизнь, каждый день не будешь с кем попало разговаривать об этом. Влезать со своей темой неудобно. И постепенно эта боль снаружи и засела поглубже», — вздыхает Лариса Николаевна. И вдруг добавляет:

«А вообще, мне сегодня легче стало. Я вот болела, плохое настроение, и все время говорила – господи, мне нужны положительные эмоции, чтобы я встала и начала что-то делать. И сегодня одни положительные эмоции — я смогла весь день говорить с вами об Ире».

Пожар

В ночь с 4 на 5 декабря 2009 года в Перми в ночном клубе-кафе «Хромая лошадь» произошел сильный пожар. При общей площади заведения 500 квадратных метров площадь пожара составила 400 квадратных метров. Сразу погибли 102 человека, пострадало более 140. Позже часть пострадавших скончалась, в результате количество жертв возросло до 156 человек. Всего в ночном клубе было более 200 человек. Причиной пожара стало неосторожное обращение с пиротехникой и нарушение правил пожарной безопасности.

В апреле 2013 года Ленинский районный суд Перми вынес приговор по делу о пожаре в ночном клубе «Хромая лошадь», назначив наказание восьми обвиняемым.

Главный фигурант дела, фактический владелец заведения Анатолий Зак был приговорен к девяти годам и 10 месяцам лишения свободы. Неофициальному исполнительному директору клуба Светлане Ефремовой суд назначил наказание в виде лишения свободы сроком на четыре года. Арт-директор Олег Феткулов лишен свободы на шесть лет.

За ненадлежащие проверки бывшие инспекторы краевого Госпожнадзора Дмитрий Росляков и Наталья Прокопьева приговорены к пяти годам колонии-поселения и четырем годам колонии-поселения соответственно.

Игорю и Сергею Дербеневым, применившим пиротехнику в клубе перед пожаром, суд назначил наказание в виде лишения свободы — первому на четыре года и 10 месяцев, второму — на пять лет. Дербеневы также лишены права на три года заниматься деятельностью, связанной с пиротехникой. Практически все обвиняемые вину не признали. Все фигуранты уже вышли на свободу.

Источник